Любовь Антонова: Мне всегда хотелось понять, что движет теми, кто по собственной воле и желанию готов брать на себя и разделять чужую боль. И не просто чужую боль, – боль чужих людей, их детей, от одного взгляда на которых текут слезы. И мне кажется, дело даже не в сверхспособности к эмпатии или отсутствии эгоизма, а в том, что есть какая-то внутренняя потребность в милосердии. Может, это и высокопарное слово, но другого я не подобрала, хорошо зная, что кто-то способен к милосердию, а кто-то не способен, и это не плохо и не хорошо – люди разные.
Моя подруга еще со студенческих времен несколько лет назад учредила благотворительный фонд на Урале и очень деятельно лично участвовала в его работе. Буквально сопровождала больных раком детей до последнего отпущенного им дня, облегчая страдания настолько, насколько это возможно сделать за дополнительные деньги. Подруга моя из очень обеспеченной семьи и никогда не отличалась замашками вроде социальных протестов из серии Liberté, Égalité, Fraternité*, а если в двух словах, была конченой эгоисткой. Поэтому, конечно, я спрашивала у нее, зачем ей эта трудная, тяжелая морально, рвущая в клочья сердце и душу работа. Ответ был до изумления прост: спасаюсь от депрессии. Знаете, я больше не спрашивала, потому что имела представление и об этой ее особенности.
Длинное вступление к интервью моей героини я сделала лишь для того, чтобы сказать банальное – у каждого свой путь к благотворительности, был свой путь и у Аллы Дацышиной, учредителя и директора-волонтера калининградского фонда «Милосердие». Путь, совсем не похожий на тот, что у моей подруги с Урала, хотя и не такой парадоксальный. Алла много лет испытывала определенные проблемы со здоровьем, отсюда и появилась потребность облегчать страдания других. Но пусть сама расскажет.
– Как создавался ваш фонд?
– Фонд организовали год назад. Он называется «Милосердие». Миссия фонда понятная, тут ничего оригинального: не оставлять ребенка и его семью один на один с болезнью, делиться душевным теплом, опытом лечения и реабилитации, а также делиться нашими талантами, чтобы воодушевить на выздоровление. Мы стараемся помогать всем, кто обращается, но отдельное медицинское направление опекаем особо – детей с проблемами опорно-двигательной системы.
– Как ваш фонд вписывается в то многообразие благотворительных фондов, которое есть сейчас в Калининграде?
– Кто-то специализируется на оказании паллиативной помощи, у кого-то нет особой направленности. Мы обращаем внимание на ортопедические проблемы, потому что я сама через это все прошла, знаю, что это такое, знаю все до мелочей – от момента операции до реабилитации.

– Что с вами случилось и когда?
– Произошла травма связок, которая переросла в десять операций, протезирование коленного сустава. Все случилось совершенно неожиданно, и быть готовым к подобному невозможно. Я десять лет занималась бальными танцами, а травму получила на обычном уроке физкультуры. Нелепая ситуация: вставала с мата и подвернула ногу. Причем я все время от школы ездила на соревнования по гимнастике, а тут – просто вставала с мата. Видимо, от большой спортивной нагрузки надорвались связки. А дальше происходит история, хорошо знакомая тем, кто обращался к нашей медицине: свое-временно не поставили диагноз, не могли его точно установить, оперировали то одно, то второе, то третье. Начался артроз. К тому же при каждой операции повышается вероятность заноса инфекции.
– Это тяжело, долго и больно? Как на вашу жизнь повлияла эта история?
– (Улыбается.) Можно сказать, свою жизнь полностью пересматриваешь. Если раньше при мысли о том, что будут брать кровь из вены, уже переживаешь, волнуешься, то после такого количества операций, после того, через что пришлось пройти не только мне, но и моим близким… Это колоссальный труд, колоссальная работа – в семнадцать лет начинать заново учиться ходить.
– Вам сейчас тридцать лет. Можно ли сказать, что свою проблему вы решили? Сколько на это потребовалось времени?
– Последняя операция прошла меньше двух лет назад. Как выяснилось в итоге, на миллион есть один человек с похожей историей. Буду я кататься на лыжах и упаду или другой человек будет кататься и упадет, у него будет перелом, а у меня – растяжение связок, настолько они гибкие, пластичные. И в этом большой минус. Но и плюс тоже есть.
– Наверное, нужно соблюдать какие-то меры предосторожности? (В скобках замечу, что пока мы разговаривали, Алла с кем-то договорилась по телефону о совместном катании на велосипедах.)
– Знаете, мы побывали у разных врачей, консультировались у российских, европейских, американских докторов, кто-то из них говорил, что мое заболевание – такое редкое явление, что можно диссертации писать. Прогнозы были не самые оптимистичные. Но когда врачи видели, что градус сгибания моей ноги равносилен градусу сгибания здоровой ноги, говорили, что такое невозможно. А на самом деле – работа над собой делает это возможным.
– В чем заключалась эта работа? Упражнения, тренировки, курсы терапии?
– Может, найдутся те, кто не поверит, но главным образом мне помогла огромная вера и огромное желание жить обычной жизнью.

– Есть теория, что внутренние силы человека – настолько неизведанная и мощная вещь, что они могут поднимать чуть ли не парализованных людей.
– Это действительно так. Вот у меня была череда операций, реабилитаций, костыли, инвалидное кресло…
– Даже так приходилось?
– Не просто «приходилось», очень долго приходилось – 14 недель, к примеру, нельзя было наступать на ногу. И все равно ты какую-то проекцию у себя в голове строишь. Мыслями можно загнать себя в такой угол, что просто не увидишь выхода. В какие-то моменты понятно, что сейчас тяжело и больно, но все равно пытаешься выстроить светлую проекцию из настоящего в будущее. Однажды мы попали к одному очень опытному и известному врачу, ученику Илизарова, который провел тысячи операций по установке аппарата Илизарова, – его нигде, кроме России, до сих пор не ставят. Когда врач меня увидел, посмотрел подвижность сустава, сам сустав, потом решил открыть снимки с МРТ, рентгена. И позвонил своему секретарю со словами: «Вы принесли не те снимки, это ошибка». Убедившись, что ошибки нет, сказал, что это на грани фантастики. Наверное, так и есть, – фантастика, что я сейчас на пляже делаю сальто и кувырок назад. Родители ругаются, конечно, но я рада, что могу и на водные лыжи встать, и на обычные лыжи, вообще веду активный образ жизни.
– А как появилась идея фонда?
– Да вот так и появилась – в больничных очередях, больничных коридорах. Там я видела детей, их мам, то, как они борются с нехваткой костылей, инвалидных кресел, технических средств для реабилитации. Я видела, что им нужна помощь, что они в ней действительно нуждаются.
– Много ли обращений в фонд?
– Достаточно много. Вопросы разные – либо очередь на какой-то препарат, либо ребенку срочно необходимо хирургическое вмешательство, а возможностей нет. Много детей с ДЦП, у которых ортопедические осложнения. Тут важны грамотный подход и система. Иногда нужно поддерживать определенное качество жизни без ухудшения состояния, иногда нужно серьезное, дорогое лечение.

А очень часто случается так, что достаточно моральной и психологической поддержки, разговоров, встреч, общих праздников. Чтобы эти дети, их родители не чувствовали себя одинокими, брошенными, обделенными вниманием других, здоровых людей. Одновременно и свои взгляды на жизнь переоцениваешь. Бывает же, – просыпаешься утром и думаешь, что плохая погода за окном, слишком пасмурно, ничего не хочется, но, общаясь с такими людьми, начинаешь понимать, что нет причин для грусти, нет причин для уныния и нельзя не радоваться каждому дню. Общаясь с мамами, видишь, что в них настолько жизнь бьет ключом, они настолько полны любви, надежды и светлых мыслей, что не перестаешь удивляться, как в человеке, который живет в таком жизненном ритме, может все это сочетаться. У них нет агрессии или злости. И ты тоже начинаешь осознавать, что счастье состоит из мелочей, которые мы попросту не замечаем, не ценим, упускаем.
– Фонд – это деньги. Как он сформирован?
– Мой отец активно участвует в жизни фонда, есть попечительский совет, на сайте идет сбор пожертвований конкретным детям.
– Кто входит в попечительский совет?
– Прежде всего, неравнодушные люди. Это несколько человек, – кто-то занимался раньше социальной политикой, кто-то действующий адвокат, медицинские работники. Мы собираемся и рассматриваем поступившие заявки, составляем программы для детей, обсуждаем развитие фонда. К нам обращаются и с юридическими вопросами о том, например, как правильно установить пандус, какие документы для этого нужны. Много работаем с волонтерами, проводим детские мероприятия. В Калининграде довольно много детских развлекательных центров, они в рамках благотворительности предлагают свои услуги. Среди них много интересных. С нами работают медики, реабилитологи, психологи – все они добровольно помогают нашим подопечным, и мы им признательны.

– То есть фонд не испытывает нехватки в людях, готовых помогать другим?
– Нет. Мне по жизни встречаются люди, которые необходимы. Иногда случайно – кто-то открыл кафе и хотел бы просто от себя детей кормить, кто-то говорит, что он хозяин цифрового магазина и хотел бы подарить технику, только «не надо об этом нигде упоминать». Хороших людей много, и не всегда случайности случайны на самом деле.
– Интересно, а как о фонде узнают?
– Первым делом, это «сарафанное радио». Вот мы одной семье помогли с лечением, оплатили операцию, они об этом рассказали в своем сообществе, нам начинают звонить. Конечно, у нас есть страницы в соцсетях, но в основном люди друг другу рассказывают. Фонд вообще не делает ставку на публичность, на пафосных благотворительных мероприятиях нас не увидишь, а кому надо, тот узнает. Самое важное, о чем мы заботимся, – это репутация фонда и то, как нас принимает сообщество семей с детьми, имеющими ограничения по здоровью.
– Молодая красивая девушка занимается таким тяжелым делом, прежде всего, морально тяжелым. Зачем вам это?
– О чем это вы? У меня даже мысли не возникло, что может быть морально тяжело. Наоборот, – видишь счастливые глаза ребенка и его матери, понимаешь, что чью-то жизнь сделал капельку счастливее.
– И вас это делает счастливее, да?
– Это опять про чудеса, про эмоции, которых в круговороте событий мы порой не испытываем, не замечаем. Уже работая в фонде, я чисто случайно наткнулась в Instagram на пост четырехлетней девочки. Ее семья была почти в критическом положении, много денег тратила на лечение, им тоже какие-то фонды помогали. У девочки столько было операций и осложнений, что она потеряла глазик.

И вот я читаю пост о том, что такой маленький боец верит в Новый год, в чудеса. Она писала, что, наверное, у Деда Мороза не было времени к ней зайти, потому что очень много детей, желаний, подарков, что ему нужно больше времени, чтобы до нее добраться. А у нее мечта была – иметь говорящего попугая. Мы стали искать попугая, нашли, клетка – огромная! Мы накрыли ее одеялом, – он к тому же такой болтун оказался! – привезли к девочке, сняли покрывало. Ребенок заплакал от радости, она не верила, что такое возможно, что это теперь ее попугай. Глядя на это, душа наполняется радостью и счастьем.
– Есть еще один проект, в котором вы участвуете, – телевизионная программа «Воскресенье». В чем ее идея?
– Я по образованию журналист. Всегда хотела работать по профессии, и мы задумали и сделали телепрограмму, состоящую только из хороших новостей, – без политики и чернухи. Я веду эту программу. В эфир за два года вышли 23 выпуска, в каждом четыре телеочерка и одно большое интервью. Делают программу бывшие и действующие сотрудники федеральных каналов, поэтому качество программы высокое. Она имеет прямую связь с фондом, в каждой мы снимаем истории о преодолении, о том, как наши герои справляются с трудными жизненными ситуациями.
– Узнают на улице?
– Не часто, но иногда узнают. Это приятно, потому что говорит о том, что программу смотрят, она находит отклик, – не возьму на себя смелость утверждать, но, надеюсь, программа популярна в среде позитивных людей.